.
Это он - Цан Цзе - научил китайский народ писать, как курица лапой. За сим, при династии Чжоу (1066-771 гг. до н.э.), иероглифы вдруг обрели голову, то есть стали значительно крупнее в верхней своей части, нежели в других, менее развитых частях, к чему приложил свою мускулистую руку придворный историограф Ши Чжоу; такие китайские грамоты заслужили право называться "головастиковым письмом".
Потом в почерке, как и во всём государстве, начались разброд и шатания. Анархия с "большими печатями" - так назывался почерк в эпоху Чжаньго (475-221 гг. до н.э.) - продолжалась до тех пор, пока император Цинь Ши-хуань-ди ни провёл стандартизацию иероглифов, приказав своему первому министру Ли Сы впредь отрубать руки всякому, кто осмелится своевольничать в начертании палочек и закорючек. Не мучаясь от избытка скромности, этот император, кстати, под угрозой смертной казни запретил также своим подданным пользоваться иероглифом "Чжэн", обозначающим его имя собственное, рассудив, что в Поднебесной не может быть двух Чжэнов. В опалу попал даже первый месяц лунного календаря, имевший наглость называться Чжэн-юэ; отныне отдельным указом ему было назначено имя дуань-юэ.
Почерк "малых печатей" (сяочжуань), навечно декретом назначенный императором Цинь Ши-хуань-ди как единственно верный и неизменный, не просуществовал и ста лет. С изобретением Мэн Тяном в III в. до н.э. кисти для письма из меха соболя и лисицы он быстро трансформировался, обретя прямоугольную форму очертания иероглифов, в почерк лишу, в "травяное письмо", т.е. похожее на спутанные стебли травы цай цзы, а затем в период Троецарствия (220-280 гг. н.э.), - в "уставное письмо" кайшу; этими иероглифами, как и их упрощенным вариантом цаошу (скоропись) и синшу (без отрыва ручки от бумаги) владеют и современные китайцы. Сяочжуань в настоящее время остался лишь на службе у художников как выражение национальной экзотики, для поддержания древних традиций.
.
В иероглифической письменности при всех её недостатках есть и свои преимущества, например, кантонец из Гуанчжоу, говорящий на одном из восьми диалектов, никогда не договорится с пекинцем, разговаривающим на языке мандаринов или ханей, но с помощью иероглифов, начертанных на бумаге, даже немой, но грамотный кантонец, всегда найдёт полное взаимопонимание со зрячим грамотным пекинцем. Так математики во всём мире легко общаются друг с другом на языке цифр и формул. Но обращаться с иероглифами нужно осторожно. Ими не всегда напишешь буквально то, что слышишь. Иероглиф таит в себе много оттенков и нюансов мысли, образа, он не укладывается в тесные рамки определенного слова или понятия, а, расплываясь в своем восприятии, как бы домысливается, догадывается в ряду себе подобных, даже усваивается он иным, чем фонетическая запись, полушарием мозга.
.
Комментариев нет:
Отправить комментарий